Журнал «Вестник Ассоциации психиатров Украины» (04) 2013

В известной притче ростовщик Джафар требовал от Ходжи Насреддина, чтобы тот вылечил его от горба [5]. Мудрец понимал, что вылечить горб невозможно, но не мог отказаться от предложения. Нужно было в неудаче лечения обвинить самого пациента. И хитрый Ходжа придумал: он велел ростовщику во время совершения обряда ни в коем случае не думать о белой обезьяне, в противном случае он не отвечает за результат. Джафар с легкостью согласился. Естественно, во время лечения белая обезьяна не выходила у пациента из головы. Хитрый Насреддин вышел сухим из воды, а ростовщик остался с горбом и вдобавок с самообвинением.

Притча иллюстрирует два важных для нашей темы момента, два душевных обстоятельства, свойственных многим психотерапевтическим пациентам. Умело сталкивая их, Ходжа Насреддин с легкостью заманивает своего «пациента» в ловушку.

Первый момент заключается в том, что человек не может не думать об актуальных для него здесь и сейчас вещах¹. Он, конечно, может переводить внимание на другие объекты, но, помимо воли, вновь будет возвращаться к тому, что волнует. То же самое можно сказать по­другому: человек не может все время удерживать внимание на безразличных для него объектах, фокус сознания неумолимо будет притягиваться вещами, аффективно значимыми.

Именно поэтому различные технологии внутренней трансформации, будь то психотерапия или исторически сложившиеся духовные практики, никогда не призывают к прямому волевому насилию над содержаниями сознания, понимая бесполезность этого. Эти системы идут в направлении внутреннего развития окольным путем, оставляя в стороне попытки непосредственного волевого влияния на собственную душевную деятельность. Так, например, когнитивно­поведенческая терапия добивается своих целей через изменение внешних и внутренних стимулов, через модификацию обстоятельств и когнитивного содержания переживаний, при помощи разнообразных тренировок и т.д. Все это требует времени и конкретных, алгоритмизированных методик и происходит без прямого командно­силового воздействия на собственные психические процессы.

Даже простая, но внимательная интроспекция говорит о том, что единственное, что мы можем сделать со своими когнитивными процессами намеренно, здесь и сейчас (то есть без изменения наличных внутренних и внешних стимулов), — это направить внимание на то или иное представление. Здесь мы действительно можем скомандовать (хотя тоже далеко не всегда). Но командой возможно только «направить» внимание, потому что удержать его там, куда мы его направили, уже не в прямой нашей власти. Задержится ли внимание на объекте или нет, будет зависеть от многих факторов, прежде всего от его аффективной значимости. Если актуальность «белой обезьяны» будет больше актуальности других наличных представлений, «белая обезьяна» вновь всплывет в сознании. Говоря проще и выразительнее, можно первый момент озвучить следующим образом: люди не имеют абсолютной власти над собственным мышлением — процессом появления представлений в собственном сознании.

Все это достаточно очевидно, и первому моменту можно было бы не уделять столько внимания, если бы не второй, стоящий к нему в оппозиции: несмотря на очевидность всего сказанного выше, так же, как ростовщику из притчи, людям свойственно считать прямо противоположное.

Распространенность в обыденной жизни второго момента нетрудно показать, если прислушаться к той легкости, с которой мы даем друг другу или самим себе следующие и подобные им советы: «Выкинь это из головы!», «Возьми себя в руки!», «Будь смелее!», «Будь проще!», «Перестань сомневаться!», «Нужно простить!», «Думай скорее», «Нужно просто искренне поверить» т.д. Хотя прямая реализация таких советов невозможна, мы продолжаем давать их, искренне веря в то, что с помощью волевого напряжения здесь и сейчас можно «выпрыгнуть» из своего наличного эмоционального состояния, в то, что наши душевные движения подчиняются прямым командам со стороны «я».

Человек, серьезно воспринимающий вышеприведенные советы и пытающийся им следовать, попадает в такую же ловушку, как Джафар. С одной стороны, вроде бы можно и нужно «взять себя в руки». С другой стороны, совершенно непонятно, как это сделать. С одной стороны, нет ничего проще, чем «стать проще». С другой стороны, попытка здесь и сейчас опроститься недостижима и выливается только в бессмысленное напряжение. Кажется, что возможно с помощью некоего внутреннего действия «выкинуть это из головы» и «не думать о белой обезьяне». Но действие это совершенно неопределенно, алгоритма его не существует. Кажется, что такой совет вполне конкретен, но на деле конкретных инструкций по его реализации нет в природе. Кажется, что такой совет выполним, на деле воспользоваться им невозможно. Кажется, что достаточно применить усилие, умножить усердие — и проблема будет решена. Но для того, чтобы измениться, нужно пойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что.

Джафар отчаянно пытался делать то, что в принципе невозможно сделать, не понимая того и обвиняя за не­удачу самого себя. В таких случаях, как правило, первый момент противоречия — то, что нужно и можно здесь и сейчас скомандовать чувствам, — осознается. В то время как другая сторона — то, что стремление это не имеет точки приложения, не имеет конкретного алгоритма реализации и, значит, здесь и сейчас невыполнимо, — наоборот, ясным образом в сознании не присутствует. В результате человек может объяснять непродуктивность своих попыток тем, что он «плохо старается», и может наращивать «старания», которым по­прежнему некуда воплотиться. Тогда он будет пытаться реализовать пустое усилие (ПУ) [3].

Пустое усилие — это стремление управлять процессом мышления­чувствования прямым волевым образом, в отсутствие других, необходимых для его изменения факторов.

Пустое усилие является очень частым элементом негативных психологических переживаний и некоторых психопатологических расстройств. В общем можно сказать, что ПУ — это реакция на нежелательное в себе. Реакция, заключающаяся в том, чтобы это нежелательное насильственно изменить здесь и сейчас. Этим нежелательным может быть когнитивный опыт, характерологическое свойство или психопатологический симптом². Так, например, можно пытаться надавить на себя и, чтобы простить обидчика, незамедлительно забыть то зло, что он причинил. Или можно, чтобы не ударить в грязь лицом, пытаться осуществлять незнакомую сложную деятельность так, как будто в этом деле собаку съел. Можно заставлять себя здесь и сейчас стать более решительным (сострадательным, эмпатичным, эмоционально тупым и т.д.). Или можно стремиться подавить навязчивую мысль, насильственно вызвать в себе интерес к жизни при эндогенном расстройстве настроения, немедленно прорваться к обычному восприятию сквозь деперсонализацию и т.д.

Понятно, что во всех вышеприведенных примерах усилия эти будут тщетными. Но тщетность эта легко может быть списана не на принципиальную невозможность реализовать подобные стремления, а на недостаточные старания, собственную нерадивость или «безвольность». Тогда к переживанию того негативного в себе, против которого было направлено пустое усилие, прибавится еще и самообвинение, и уровень дискомфорта существенно возрастет.

В тех случаях, когда ПУ присоединяется к негативным переживаниям неэндогенного происхождения, обычно формируются реакции, названные нами субъективно избыточными [2, 4].

Субъективно избыточные эмоциональные реакции (СИЭР) — это негативные эмоциональные реакции, которые субъективно ощущаются как чрезмерные в самый момент их существования³.

Такая чрезмерность собственного эмоционального ответа не всегда спонтанно звучит в жалобах, но легко может быть осознана при наводящих вопросах. Пациенты тогда говорят о том, что переживают «слишком сильно». Они чувствуют, что эмоции их «разрушают», «изводят», «губят». Так, говорят об «изматывающей тревоге», «разъедающей тоске», «иссушающем душу гневе», «самоедстве вины» и т.д. Для человека, переживающего СИЭР, проблемой является не только та жизненная ситуация, в которой он находится, но и его собственная реакция на эту ситуацию. Пустое усилие здесь обычно не на поверхности, оно скрыто, но его всегда можно отыскать.

Приведем пример. И., молодая женщина 23 лет, студентка филологического факультета. Рассказывает, что всякий раз, когда видит бездомных животных, она потом полдня ходит «сама не своя», испытывает все это время острую, «выбивающую из колеи» жалость. Образ несчастного животного стоит перед глазами, мешает заниматься и забывается только через несколько часов. Она специально выбирает утром такой путь к метро, где встреча с бездомными животными наименее вероятна. И. хотела бы создать приют для таких животных, у нее есть на это средства, но такое дело требует много времени и несовместимо с творческой карьерой, серьезными занятиями филологией и вообще с «многогранным развитием». Когнитивный анализ выявляет здесь пустое усилие: И. стремится совершить насилие над собой: «оставить карьеру», чтобы «посвятить себя помощи животным». Пытается заставить себя отказаться от других своих интересов; ради благой цели отказаться от других целей, более благих для нее на сегодняшний день; заставить себя разом перестроить иерархию своих ценностей и увлечений; запретить себе думать о «белой обезьяне» многогранного развития. Усилие пустое, то есть нереализуемое. Но при этом неосознаваемое как таковое. В конечном переживании разрушающей жалости сливаются два дискомфорта: дискомфорт, связанный с жалостью как таковой, и дискомфорт, связанный с напряжением пустого усилия. В результате жалость становится «слишком сильной».

Для поиска и осознания ПУ при СИЭР разработан специальный технический прием — методика инверсии возможностей [1]. Это последовательность конкретных терапевтических вопросов, позволяющих пациенту прочувствовать пустоту и тщетность усилий управлять собственными мыслями и приказывать собственному сердцу. ПУ обладает одним очень важным для терапии свойством. Как только оно осознается как таковое, оно тут же перестает существовать. В свою очередь, когда элемент ПУ таким образом удаляется из СИЭР, субъективно избыточная эмоциональная реакция превращается в естественное негативное переживание. Изматывающая тревога превращается в опасение, разъедающая тоска превращается в печаль, иссушающий душу гнев — в гнев праведный, самоедство вины — в искреннее сожаление о совершенной ошибке. Когда И. из нашего примера осознает свое ПУ, ее жалость лишается разрушительного характера и, хотя и остается, начинает восприниматься как естественная, не выбивающая из колеи боль жизни.

Нужно отметить, что терапевтическое удаление ПУ из переживаний, связанных с психопатологическими расстройствами, также резко уменьшает уровень дискомфорта. Не исключено, что известная эффективность метода экспозиции во многом связана с тем, что эта лечебная процедура, по сути своей, исключает ПУ, направленные на подавление симптома.

Опыт терапии пустого усилия убеждает нас в том, что, помимо локальной помощи в совладании с конкретными переживаниями, систематическая работа пациентов по поиску и развенчанию собственных ПУ (особенно в групповом формате) приводит к таким результатам, как ощущение «личностной гармонизации», «личностного роста», «познание себя­настоящего», снижение внутренней и внешней конфликтности. Эти наблюдения позволяют говорить о том, что терапия пустого усилия вполне может служить целям как краткосрочно­симптоматической, так и глубинной личностной трансформации⁴.