Журнал «Вестник Ассоциации психиатров Украины» (04) 2013
Вернуться к номеру
Когнитивно-поведенческая психотерапия в дискурсе украинской ментальности
Авторы: Пономаренко Л.П. - Доцент кафедры психологии Одесского национального университета им. И.И. Мечникова
Рубрики: Психиатрия
Разделы: Справочник специалиста
Версия для печати
Когнитивноповеденческая психотерапия (КПТ) — один их наиболее распространенных видов психотерапии в мире. В последние десятилетия в развитых демократических странах опубликовано большое количество результатов исследований, доказывающих эффективность КПТ при лечении депрессии, тревожных расстройств (в том числе панических приступов и обсессивнокомпульсивного расстройства), расстройств пищевого поведения и некоторых других психических расстройств.
КПТ начала развиваться в Украине совсем недавно. Подготовку когнитивноповеденческих психотерапевтов в сотрудничестве с Оксфордским институтом когнитивнобихевиоральной психотерапии с 2011 г. ведет Украинский институт когнитивноповеденческой психотерапии (г. Львов), образована Украинская профессиональная ассоциация когнитивноповеденческих психотерапевтов, в 2013 г. проведена 1я Украинская конференция по КПТ. Однако будущее КПТ в Украине пока остается туманным, и вопрос о том, сможет ли это направление утвердить себя на рынке психологических и психотерапевтических услуг, остается открытым в связи с целым рядом факторов.
К этим факторам относятся разнородные проблемы.
1. Недостаточная институализация психотерапии в системе здравоохранения Украины. Психотерапия до сих пор остается довольно экзотическим методом медицинской помощи, врачи общей лечебной практики и даже невропатологи и психиатры до сих пор чаще всего с недоверием относятся к психологии и психотерапии. Они редко направляют своих больных к этим специалистам как по причине недоверия, так и в связи с недостатком умения проводить дифференциальную диагностику, например, ипохондрии, расстройства соматизации и соматической болезни. Невропатологи предпочитают лечить пациентов с так называемой вегетососудистой дистонией медикаментозно, а среди психиатров не так уж много специалистов, имеющих дополнительное психотерапевтическое образование (которое длится не менее 3 лет и сопровождается обязательной супервизией).
В последние годы должности психотерапевтов вводятся в поликлиниках и психиатрических больницах, но право занимать эти должности имеют только лица с медицинским образованием. Обычной стала частная практика психологовпсихотерапевтов, однако это весьма ограничивает пользование этими услугами большинства граждан и не способствует популяризации этого метода, так как традиционно население привыкло доверять официальной медицине и больные в первую очередь обращаются в лечебные учреждения.
Не следует забывать, что в ряде западных стран психотерапия включена в страховую медицину или же — как в Великобритании — входит в перечень медицинских услуг, осуществляемых государственными лечебными учреждениями. Психотерапию в западных странах активно практикуют специалисты, имеющие психологическое образование. В качестве психотерапии заинтересованы не только клиенты, страховые агентства и государство в целом, но и профессиональные объединения психотерапевтов, гарантирующие высокий уровень профессиональной подготовки своих членов и защищающие свое направление от профанации.
2. Среди врачей нашей страны психотерапия и психология не слишком популярны, что обусловлено историческими и социальными факторами, а также особенностями ментальности. Сказывается картезианская парадигма, все еще господствующая в образовании врачей, имплицитное признание дуальности души и тела (вернее, отрицание души, а вместе с ней и обесценивание субъективных переживаний), материалистический взгляд на вещи, культ сильного человека, способного взять себя в руки. Медикаментозное лечение, с точки зрения рядового врача, может избавить от страданий бедного пациента, и непонятно, зачем преодолевать и конфронтировать свой страх. Нет ориентации на личностное развитие, отсутствует в ментальности значимость парадигмы субъектности, самоэффективности, чувства собственного достоинства.
3. Невысокий профессиональный уровень многих психологов, позиционирующих себя психотерапевтами. Стихийная подготовка психологов, приток в профессиональную психологию огромного количества людей, относящихся к этой науке как к панацее от своих бед, недостаточно ориентирующихся в научных парадигмах и спорных проблемах, смешивающих психологию и парапсихологию, и т.п. Это отпугивает потенциальных потребителей психологических услуг, создает негативное представление о психологах среди населения, которое в большинстве случаев отождествляет их с психотерапевтами.
4. Конкуренция во врачебной среде, интересы фармацевтических кампаний, широкая пропаганда услуг нетрадиционной медицины.
5. Особенности ментальности украинцев — большей части населения, которое и является потенциальным потребителем психотерапевтических услуг, проявляющиеся также в разной степени в сознании самих психотерапевтов. Эти особенности, на наш взгляд, создают сложности продвижения психотерапии в нашей стране вообще и когнитивноповеденческой психотерапии в частности.
Мы остановимся именно на этом последнем аспекте, принимая во внимание, что существуют и другие факторы. Психотерапевтам необходимо учитывать не только личностные особенности пациентов, но и слабо отрефлексированные архетипические (или ментальностные) конструкты, живущие в общественном сознании.
Эффективность когнитивноповеденческой психотерапии во многом зависит от «социализации» пациента в модель психотерапии, сознательного сотрудничества с психотерапевтом на основе совместно сформулированной концептуализации и ясного понимания механизмов формирования и постоянного репродуцирования проблем. Представляется поэтому, что успешность КПТ зависит также от того, имеет ли пациент такие особенности:
— как логическое мышление, способность сопоставлять факты, анализировать информацию и делать умозаключения;
— склонность опираться на рациональные объяснения событий и ситуаций, доверие к доказанным наукой фактам и закономерностям;
— интеллект не ниже среднего (возможно, преобладание интеллекта над аффектом);
— наличие хотя бы слабо проявленного стремления к независимости и самодостаточности (иногда это приходит как результат хорошо проведенной мотивационной работы психотерапевта), желание научиться самостоятельно преодолевать жизненные трудности и принимать на себя ответственность за свою собственную жизнь.
Особенности же ментальности украинцев (конечно, речь идет о большинстве представителей этнокультурного сообщества, а в каждой группе есть вариации нормы и исключения из правил) характеризуются противоположными тенденциями. Перечислим эти тенденции и затем попробуем изложить доказательства наличия их в общественном сознании украинцев.
1) Алогичность, иррациональность, сильный вектор магического, мифологического сознания.
2) Преобладание эмоций над логикой и интеллектуальными решениями.
3) Недоверие (в том числе к науке и профессионалам).
4) Партиципация, патерналистский синдром, ориентация на родственные отношения, коллективистическая ориентация при демонстрируемой индивидуалистичности (индивидуализм особого рода), пассивизм.
Доказательства указанных выше положений относительно особенностей украинской ментальности можно обнаружить при анализе этнокультурного фольклора, пословиц и поговорок, литературных произведений, современной и ретроспективной продукции массмедиа. Особенности ментальности или общественного сознания украинцев были объектом исследований яркой плеяды украинских этнопсихологов и культурных антропологов, большинство из которых во второй половине ХХ века работали в эмиграции. Много интересных данных получено в результате наших кросскультурных исследований, а также международных проектов метаанализа ценностей и социальных представлений.
1) Алогичность, иррациональность, выраженный вектор магического, мифологического в сознании украинцев. Знаменитый французский антрополог ЛевиБрюль, изучавший особенности восприятия мира у так называемых нецивилизованных народов, пришел к выводу, что существует логическое и пралогическое мышление. Последнее также имеет особую логику: признает существование передачи свойств одного предмета к другому путем соприкосновения, заражения, овладения — по закону сопричастности, или партиципации. Это мышление синкретичное, отождествляющее все со всем и носящее характер мистического. ЛевиБрюль писал, что и логическое, и пралогическое мышление — это не стадии, а формы мышления, которые сосуществуют в одном и том же обществе. Пралогическое мышление не перерастает в логическое, но с развитием общества сектор логического мышления увеличивается, все более оттесняя пралогическое. Тем не менее «всегда будут сохраняться коллективные представления, которые выражают интенсивно переживаемую сопричастность…» [5]. В украинской ментальности сохраняется пралогическое мышление, корни которого, возможно, надо искать в языческом прошлом нашего народа и сильном влиянии сельской культуры с ее верой в магическое, сглаз и порчу.
Юревич пишет о тенденции усиленной иррационализации, наблюдающейся в России [12]. Колдуны и прорицатели, к услугам которых активно прибегают даже такие вполне прагматически настроенные люди, как политики, оказались истинными властителями дум. В Украине в этом отношении ситуация, пожалуй, ничем не лучше — бизнесмены, политики и обычные люди гораздо чаще обращаются к гадалкам, бабкам и всевозможным экстрасенсам (достаточно вспомнить заполнившую целый канал ТВ передачу «Битва экстрасенсов»), чем к психологам, аналитикам и психотерапевтам. Юревич указывает также, что в России западному рационализму часто противопоставляется «мистический прагматизм» — «взгляд на вещи, основными атрибутами которого служат неразделение мысли и действия, когнитивного и эмоционального, священного и земного».
Вера в то, что колдуны, бабки, гадалки и экстрасенсы владеют скрытым знанием и могут путем заклинаний и магических ритуалов изменить ход событий, узнать прошлое и предсказать будущее, говорит о мифологичности сознания. Как указывает Лосев, мифологическое сознание характеризуется противостоянием рациональности, непосредственностью, неотрефлектированностью мировосприятия; трудность преодоления мифологических представлений состоит в том, что для рационального переубеждения человек уже должен допустить, что мифологическое объяснение происходящего не является единственно возможным и может оказаться недостоверным [6].
Мифологичность, иррациональность, синкретичность сознания явно противостоят тем качествам мышления, которые необходимы для социализации в КПТ. Ожидание чуда, внезапного исцеления входит в противоречие с необходимостью системной, последовательной работы, направленностью КПТ на формирование самоэффективности личности, способности самостоятельно справляться с жизненными трудностями.
2) Преобладание эмоций над логикой и интеллектуальными решениями. Кордоцентричность украинского характера и выразительная эмоциональность, преобладание чувств над интеллектуальной и волевой сферами отмечались еще украинскими этнопсихологами. Об этом пишет Б. Цымбалистый, считая, что эти особенности национального характера украинцев происходят из матриархального типа семьи, преобладания роли матери в воспитании детей [11]. На «емоційність, чутливість, сентиментальність і ліризм» указывает другой представитель украинской диаспоры — Д. Чижевский. А. Кульчицкий, так же как и Цымбалистый, считает, что характерной чертой психической структуры этнотипа украинского народа является преобладание эмоциональной жизни, которая дает возможность назвать ее кордоцентричной. Мирчук пишет: «Для українців не розум — ratio res gitans — цей цілий для західного світу та його мислення і філософування характеристичний і вирішальний чинник, а чуття первісне. Сильно закорінене в глибинах душі, є основним мотивом діяльності» (цит. по [13]). Эмоциональность украинцев ярко проявляется в народном фольклоре и даже в актуальной политической жизни и поведении народных депутатов.
3) Недоверие (в том числе к науке и профессионалам). Недоверие, свойственное украинцам, отмечалось многими исследователями и устойчиво проявляется в социологических опросах. Этот параметр в крупномасштабных международных проектах, таких как Word Values Survey (WVS), традиционно изучается с помощью выяснения степени согласия с утверждением «всем людям можно доверять». Менее трети украинцев соглашаются в какойто степени с этим положением против, например, 52 % американцев [19]. Результаты регулярного европейского социального исследования 2008 и 2010 г. показали, что Украина занимает 1–2е место по пессимизму (противоположный ранг — оптимизм) среди 28 странучастниц. Обработка результатов этого исследования показала также, что украинцы относятся к другим людям с большой осторожностью и полагают, что большинство людей стремятся использовать окружающих (4е место по приверженности к этому полюсу среди 28 странучастниц) [3].
Недоверие как характерная особенность украинцев выявилось также в нашем кросскультурном исследовании социальных аксиом. Социальные аксиомы — это генерализованные убеждения о самом человеке, социальном или физическом окружении, или духовном мире [15]. Авторы этой концепции выделили пять основных аксиом, которые обнаружились у представителей всех cтран, участвовавших в проекте: социальный цинизм, социальная сложность, награда за приложенные усилия, духовность (spirituality), контроль судьбы. Приверженность к этим социальным аксиомам людей различного культурного происхождения может иметь разную степень.
Сравнение полученных нами данных с результатами других стран показало, что Украина занимает первое место среди 40 странучастниц по приверженности ее граждан к таким аксиоматичным верованиям, которые объединены в фактор «контроль судьбы» — склонность верить в судьбу, полагаться на случай и считать, что повлиять на события сложно, так как они предопределены. Второе место Украина занимает в рейтинге стран по выраженности убеждений, объединенных в фактор «социальный цинизм» — негативный взгляд на природу человека, представление о том, что жизнь порождает несчастливость, что люди эксплуатируют других, недоверие к социальным институциям. Нужно сказать, что этот фактор оказался наиболее мощным (имеет самые большие факторные нагрузки в факторном анализе) во всех странах. Украина оказалась также на отрицательном полюсе фактора «социальная гибкость» (последний ранг среди 40 странучастниц), что означает недостаточную гибкость в социальных ситуациях, убежденность в том, что правильное решение должно быть единственным [10].
Нужно сказать, что развитие социального доверия в Украине исторически было ограничено распространенностью «спільнот переживань», «колом своїх», культурноисторическим опытом утрат, угнетения, жестокости и несправедливости власти. Этот опыт оказался живучим в сознании последующих поколений.
Недоверие и пессимизм, свойственные украинцам, отражаются и на отношении к науке, научным данным и представителям науки, в частности профессиональным психотерапевтам. Имплицитная убежденность «меня все равно обманут и мной хотят воспользоваться» мешает формированию прочного психотерапевтического альянса, необходимого для успешной психотерапии, блокирует включение в работу, которая обнаружит свою эффективность постепенно, при системном, последовательном выполнении домашних заданий и формировании навыка самоанализа и самоконтроля. Здесь также сказывается присущий украинской ментальности пассивизм — склонность терпеть, отсутствие активного самопроявления, покорность, аномия [2, 13]. Эта особенность эмпирически была выявлена нами в ходе разработки и проведения методики по выявлению культурноспецифических социальных аксиом украинцев [10]. Социальные аксиомы украинцев, по нашим данным, представлены такими 5 факторами: ориентация на семейные отношения (фамилизм), патернализм, (ожидание помощи извне), недоверие, пассивизм, духовность. Эти особенности выявлены в выборках как взрослых, так и студентов, представлявших Восточную, Западную и Южную Украину (рис. 1).
На представленной диаграмме видно, что ориентация на семейные отношения (фамилизм) сильнее проявлена у студентов, чем у взрослых; у молодежи также обнаруживается более выраженное недоверие.
4) Партиципация, патерналистский синдром, ориентация на родственные отношения, коллективистическая ориентация при демонстрируемой индивидуалистичности (индивидуализм особого рода). Указанные культурноспецифические аксиомы почти полностью представляют четвертый блок качеств, выделенный нами как присущие ментальности украинцев и затрудняющие социализацию в КПТ. Патерналистский синдром — склонность ожидать помощи извне (государства, гадалок, родственников и т.п.), конечно же, мешает развитию личностной автономии и упомянутой выше самоэффективности. Призывы когнитивноповеденческого психотерапевта пересмотреть неадаптивные поведенческие стереотипы, принять на себя ответственность за то, что происходит с тобой, научиться самостоятельно преодолевать жизненные трудности входят в противоречие с живущим в сознании украинцев стремлением зависеть от когото сильного и полагаться во всем на него. Поэтому клиенты психологических консультаций и кабинетов психотерапевта часто жаждут от специалиста не длительного неспешного совместного анализа причин трудностей и путей их преодоления, а ответа на вопрос: «Скажите, что мне делать?»
Эта особенность вполне гармонично вписывается в восточную ментальность с ее коллективистической ориентацией и преданностью семье, клану, фирме. Украина, декларируя курс на европейскую интеграцию, должна среди приоритетов личностного развития выделять независимость, автономию, субъектность, чувство собственного достоинства, что, скорее, является содержанием индивидуалистической ориентации. Украинский индивидуализм, на который указывает множество исследователей и выявленный также в наших международных кросскультурных исследованиях, имеет свою, особую коннотацию и сильно отличается от американского и западноевропейского индивидуализма [8]. О. Донченко называет украинский индивидуализм зоологическим [2]. Нам представляется, что эта особенность украинского индивидуализма связана с отсутствием традиций ассоциативности или традиции договора и иллюстрируется украинской поговоркой «Добре, коли кожен сам собі пан».
При этом общеизвестной характеристикой поведенческой составляющей ментальности украинцев является пассивизм — склонность терпеть, отсутствие активного организованного выражения протеста, покорность, аномия [2]. Побег от непривлекательной реальности вызывает повышенное внимание к другим аспектам жизни — эмоциональному и духовному.
Некоторые из упоминавшихся выше представителей украинской этнопсихологической школы в эмиграции (Д. Віконська, А. Кульчицкий), а также современная киевская исследовательница О. Донченко выделяют комплекс неполноценности как часть бессознательного украинцев, формирование которого связано с историческим опытом народа.
Комплекс неполноценности, с точки зрения А. Кульчицкого, является ядром личного бессознательного украинцев и «находит в свойствах украинской психики и в особенностях украинской действительности благоприятную почву. Давление историкополитических обстоятельств и интровертированность украинской психики, ее обращенность к внутреннему более, чем к миру, создают такой «збіг обставин», который распространяет комплекс неполноценности до границ общего комплекса украинской общности» [4]. Кульчицкий также делает попытку проанализировать механизмы сверхкомпенсации комплекса неполноценности, которые могут идти в различных направлениях: устойчивости переживаний «чувства несправедливости», созданию «ореола страдания».
Комплекс неполноценности проявляется на разных уровнях и порождает стремление к компенсации и гиперкомпенсации. В русле нашего разговора о психотерапии компенсация выражается в избегании («лучше, чтобы никто не знал, что я какаято не такая»), а гиперкомпенсация — в позиционировании себя сильным и способным взять себя в руки. Можно также усмотреть гиперкомпенсацию в ярко выраженной в нашей стране тенденции: стремлении многих людей, имеющих собственные психологические проблемы, быть психологами и помогать другим.
Представляется также интересным понять, каковы тенденции в развитии или трансформации ментальности в период кардинальных социальнополитических перемен, в эпоху Интернета и глобализации. Исследования показывают, что, хотя студенческие выборки часто обнаруживают европейский профиль ценностных ориентаций (например, наше исследование ценностных ориентаций по Ш. Шварцу [7]), это, скорее, отражает поверхностные тенденции, моду, стремление выглядеть современным. Наше исследование целей и ценностей родителей (матерей) в отношении воспитания детей показало, что традиционные ценности украинцев остаются почти неизменными и транслируются в практиках социализации. Мы сравнивали цели и ценности украинских матерей с результатами американской исследовательницы М. Suizzo, изучавшей ценности и цели воспитания у американских и французских матерей [17].
Наиболее важной целью для украинских матерей (средний возраст респонденток — 34 года) оказалась воспитанность ребенка в смысле наличия хороших манер и умения уместно вести себя среди людей, в то время как для американских и французских матерей наиболее важной целью воспитания является уверенность в себе и чувство собственного достоинства (1е место у американок, 2е — у француженок после «счастья»). Автономность среди ценностей наших матерей заняла последнее место [9]. Эти данные свидетельствуют все же в пользу коллективистической ориентации, причем, скорее, озабоченности мнением о себе окружающих («что люди скажут?»), чем преданность «ингруппе» [14, 18].
Кросскультурные исследования показали, что 64 % евроамериканских матерей по сравнению с 8 % китайских матерей (типичные представители коллективистической культуры) считают построение selfesteem (чувства собственного достоинства) важной целью воспитания ребенка. Многие американские матери используют малейшую возможность, чтобы похвалить детей и помочь им определить, в чем они позитивно уникальны или отличаются от сверстников. Довольно рано дети обучаются автономии и развитию ценности одиночества. Другим важным качеством в развитии личности, с позиций индивидуализма, является способность делать свой собственный выбор. В США и других западных культурах есть много каждодневных предписаний, предполагающих право субъекта делать выбор. Американские дети социализируются так, чтобы иметь отчетливые предпочтения, способность делать независимый выбор воспитывается с ранних лет. Так, американская мать спрашивает маленького ребенка: «Ты хочешь пить из красной или синей чашки?» [16].
Таким образом, способность делать выбор и нести за него ответственность, ценить одиночество и свою уникальность воспитывается с детства и зависит от ориентации родителей, а по большому счету — от культуры. Если эта особенность не укоренена в украинской ментальности, открытым остается вопрос: можно ли развить ее в процессе психотерапии?..
Таким образом, в психотерапевтической работе необходимо учитывать культурные детерминанты формирования ментальности и личного сознания. Одной из таких детерминант является язык, который, по мнению ряда ученых, находится в реципрокной связи с ментальностью. Примечательно, что в русском и украинском языках много образцов так называемой неагентивной лексики (например, «смеркалось», «со мной чтото случилось», «на меня нашло» и особенно «мені пороблено»). Неагентивная лексика отражает «фигуры» общественного сознания этнокультурной общности и представления о том, что человек не является агентом (субъектом, творцом) своей собственной жизни, а какието силы (злые или добрые) несут его в потоке жизни, как песчинку. А. Вежбицкая, указывая на неагентивность русского языка, определяет ее как ощущение того, что людям не подвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена; склонность к фатализму, смирению и покорности; недостаточная выделенность индивида как автономного агента, как лица, стремящегося к своей цели и пытающегося достичь ее [1].
Выводы
Проведенный обзор и намеченные проблемные точки позволяют выдвинуть ряд предложений по их преодолению.
1. Необходимы пропаганда, просвещение и продвижение психотерапевтических услуг, в частности, возможностей КПТ в средствах массмедиа, Интернете, лечебных учреждениях.
2. Важно сформировать движение за системную работу по повышению и развитию selfesteem и субъектности личности через других профессионалов в области психического здоровья (например, школьных психологов), родителей, педагогов, медицинских и социальных работников, массмедиа.
3. Следует добиваться, чтобы психотерапевтами лечебных учреждений могли работать специалисты, имеющие высшее психологическое и дополнительное психотерапевтическое образование, являющиеся аккредитованными членами профессиональных ассоциаций известных в мире направлений психотерапии.
4. Формирование профессиональных сообществ и защита от профанации нового для Украины направления когнитивноповеденческой психотерапии. Активное распространение основ когнитивноповеденческой психотерапии среди всех желающих может привести к тому, что непрофессиональное использование вызовет разочарование и предубеждение у потенциальных клиентов. Представляется, что в Украине следует продвигать практику формирования реестров аккредитованных психотерапевтов и доводить до сведения населения, что только таким образом можно найти нужного специалиста.
1. Вежбицкая А. Язык, культура, познание. — М., 1996. — С. 3334.
2. Донченко О., Романенко Ю. Архетипи соціального життя і політика. – К.: Либідь, 2001. — 334.
3. Зеленев И.А. Восприятие социального окружения и оптимизм/пессимизм в России и других европейских странах // Вопросы психологии. — 2013. — № 2. — С. 5265.
4. Кульчицкий А. Черты характерологии украинского народа / Энциклопедия украиноведения. Общая часть. 1949/1995. — М.: Генезис. — С. 708712.
5. ЛевиБрюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. — М., 1994.
6. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. — М., 1990.
7. Пономаренко Л.П. Кроскультурний підхід до вивчення соціальних цінностей (з позицій теорії Ш. Шварца) // Теоретичні і прикладні проблеми психології. Збірник наукових праць. — Луганськ: Східноукраїнський національний університет ім. Володимира Даля, 2005. — № 2(10). — С. 128135.
8. Пономаренко Л.П. Социальные аксиомы как составная часть ментальности (кросскультурный аспект). Наукові записки Інституту психології імені Г.С. Костюка АПН України. — Вип. 26 у 5 томах. — Т. 5. — К., 2005. — С. 195200.
9. Пономаренко Л.П. Цели и ценности родителей относительно воспитания детей в разных культурах / Материалы 4й Международной научной конференции «Психологические проблемы современной семьи». — Москва, 21–23 октября 2009. Интернетпубликация.
10. Пономаренко Л.П., Спиридонова Л.К. Особенности социального мышления представителей различных слоев населения Украины / Наукові студії із соціальної та політичної психології. — Вип. 26(29). — К., 2011. — С. 376385.
11. Цимбалістий Б. Родина і душа народу // Українська душа. — НьюЙорк, 1956.
12. Юревич А.В. Наука и паранаука: столкновение на «территории» психологии // Психологический журнал. — 2005. — № 1.
13. Янів В. Нариси до історії української етнопсихології. — К.: Знання, 2006.
14. Hofstede G. Culture’s consequences. Comparing Values, Behaviors, Institutions and Organizations Across Nations. — Second Edition. — 2001. — Sage Publications.
15. Leung K.L., Bond M.H. et al. Social Axioms: The Search for Universal Dimensions of General Beliefs About How the World Functions // Journal of CrossCultural Psychology. — 2002. — Vol. 33, № 3. — P. 286302.
16. Marcus H.R., Kitayama S. A collective fear of collective: implications for Selves and theories of Selves // Personality and Social Psychology Bulletin. — 1994. — Vol. 20, № 5. — C. 568579.
17. Suizzo M. French and American Mother’s Childrearing Beliefs: Stimulating, Responding and LongTerm Goals // Journal of CrossCultural Psychology. — 2004. — Vol. 35, № 5.
18. Triandis H.C. Individualism and Collectivism. BoulderSan Francisco — Oxford — Westview Press, 1995.
19. World Values Surveys and European Values Surveys, 1981–1984, 1990–1993, and 1995–1997. Principal Investigator(s): Inglehart, Ronald et al. — Dataset InterUniversity Consortium for Political and Social Research (ICPSR). Ann Arbor, US.